Возрождение православных приходов Иркутской области в 1940-50-е годы.

Процесс закрытия православных храмов, монастырей, часовен, начавшийся в России вскоре после октябрьской революции, не обошел, к сожалению, приходы Восточной Сибири. Здесь неуклонно проводилась та же политика по отношению к Церкви, духовенству и верующим, что и на территории всей страны. И по Сибири прокатилась волна арестов духовенства, вскрытие и осквернение мощей православных святых, кампания изъятия ценностей из церквей, их массовое закрытие. За всеми этими событиями стояли трагические судьбы верующих и духовенства.

Власти стремились придать закрытию церквей вид законности – ответной меры на волеизъявление народа. Для этого в населенном пункте, церковь которого планировалось закрыть, организовывались собрания трудящихся масс по вопросу быть или не быть местной церкви. Дискуссии на таких собраниях обычно не допускались, потому что вопрос был заранее решен в сторону закрытия. Завершались данные собрания, как правило, единогласным решением о ликвидации храма. Во всяком случае, полемика по этому вопросу в протоколах собраний не отражена.

Церковные здания, отнятые у прихожан, использовались в различных целях: в них размещались ссыпные пункты, склады, промышленные цеха, даже общежития и, конечно, культурные объекты – сельские клубы, библиотеки, музеи, кинотеатры. Например, в церкви Знамения Пресвятой Богородицы в г. Иркутске был расположен штаб и продуктовый склад гидропорта, в иркутской церкви Пресвятой Троицы размещалось общежитие для рабочих, строивших мост через Ангару, церковь Святителя Николая в Листвянке использовалась рыбзаводом под склад, Никольскую церковь на станции Тулун переоборудовали под промышленную артель «Парижская коммуна», в церкви Успения Пресвятой Богородицы в с. Барлук был устроен клуб [1].

Согласно данным уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при Иркутском облисполкоме И.Ф. Голубева, в Иркутской губернии (в пределах современной области) в 1917-1920 годах действовало 223 церкви, 2 монастыря,  216 часовен и  5 молитвенных домов. К 1922 г. в Иркутской губернии осталось 190 действующих  православных церквей, с 1922 г. по 1930 г.  действовало 105 церквей, а с 1930 г. по 1943 г. «все действующие в области церкви перестали функционировать»[2].

Таким образом, на рубеже 1930-40-х гг. в Иркутской области не осталось ни одной действующей православной церкви.

Следствием вынужденного прекращения церковной деятельности стало возникновение неофициальных, полулегальных форм религиозной жизни.

Одной из самых распространенных таких форм была организация тайных молитвенных собраний на дому у верующих. Как правило, на молитву по большим православным праздникам собирались люди старшего и пожилого возраста, в прошлом активные прихожане, которым трудно было смириться с отсутствием храма. Эти люди привыкли делить радость религиозного праздника с членами своего прихода, и в новых условиях, когда все церкви были закрыты, стремились сохранить дух общей молитвы. Местная администрация могла ничего не знать о таких собраниях, в некоторых случаях знала, но смотрела на это снисходительно.

Иногда запрещение молитвенных собраний вело к неожиданным последствиям, как это произошло, например, в поселке Суетиха. Здесь верующие в 1930-1940-е гг. организовывали собрания на дому у В.Н. Мозалевской 1886 года рождения, которая читала им псалмы, главы из Евангелия. А после запрета собраний поссоветом верующие активно принялись за дело открытия в поселке молитвенного дома, чего и добились в 1947 г.[3].

С закрытием храмов религиозная потребность у верующих не исчезла, и даже, может быть, возросла, т.к. раньше все самые серьезные события их жизни были связаны с церковью и освящались христианскими таинствами, будь то рождение ребенка, свадьба, серьезная болезнь или смерть. Теперь также рождались дети, которых надо было крестить, умирали родные и близкие, их надо было отпевать, церкви же ни в селе, ни в округе не было. В таком случае верующие тайно обращались к действующим нелегально священникам, которые и совершали необходимые требы. Такое положение сохранялось и в 1940-е годы, когда уже были открыты некоторые храмы Иркутской области.

Помимо нелегальной религиозной деятельности духовенства бывали случаи исполнения треб мирянами. Так проживающий с 1942 г. в с. Еловое Тайшетского района репрессированный уроженец Минской области Ильешенко Павел Федорович 1886 года рождения посчитал возможным в условиях отсутствия священника исполнять некоторые религиозные обряды самостоятельно. В прошлом на родине он более 15 лет служил псаломщиком в храме, и, соответственно, был хорошо знаком с чинопоследованием треб и богослужений. В 1951 г. об этом стало известно настоятелю молитвенного дома пос. Суетиха Тайшетского района, который установил, что П.Ф. Ильешенко совершал крещение, отпевание, водосвятные молебны, а на Пасху – богослужение с провозглашением ектеньи, освящал куличи.

Комната, где происходили службы, была обставлена следующим образом: «На стенах – иконы двунадесятых праздников, метровый деревянный крест, самодельное кадило, стол, на котором стояло Евангелие, три креста наподобие напрестольных, Псалтирь, Минея»[4]. Основным занятием П.Ф. Ильешенко в колхозе была кузнечная работа. Обстановка его комнаты свидетельствует о том, что он не скрывал факта совершения треб. Видимо, колхозное начальство смотрело на это снисходительно.

Верующие люди после закрытия храмов оставались единственными хранителями православных святынь – старинных икон, богослужебных книг, Священного Писания и даже антиминсов. Некая прихожанка Агриппина Жданова, жительница Иркутска, хранила у себя три антиминса, переданные ей протоиереем Михаилом Концевичем. В 1940-е годы она отдала один антиминс в Михаило-Архангельскую церковь, а два остальных – в Знаменскую[5].

Таким образом, религиозная жизнь населения Иркутской области в условиях ликвидации церквей не прекратилась, но приняла полулегальные формы, борьба  с которыми со стороны местной администрации не всегда приводила к желаемому результату. Закрытие церквей не послужило толчком к исчезновению религии, как того желало партийное руководство.

О неэффективности антирелигиозной работы, проводимой партийным руководством в масштабах всей страны, говорят и данные Всесоюзной переписи населения, проведенной в ночь с 5 на 6 января 1937 г. По инициативе И. Сталина в переписные листы был включен вопрос № 5 – о религии: «К какому вероисповеданию принадлежит верующий»[6]. Ответ на этот вопрос заполняли лица от 16 лет. По результатам переписи численность населения в СССР в 1937 г. была равна 162 млн. человек, из которых на вопрос о вере ответило 98411132 человека. Из них верующими себя назвали 57 %, православными 42,2%. Неверующими назвалось 43%[7].

Результаты переписи насторожили советское руководство. В марте 1937 г. в секретной докладной записке о предварительных итогах переписи отмечалось: «Ряд сообщений участников переписи показывает, что численность верующих оказалась больше, чем мы ожидали. Это свидетельствует об очень плохой постановке антирелигиозной работы»[8]. В последующих всесоюзных переписях вопрос о принадлежности к религии больше не вносился в переписные листы.

Перепись 1937 г. явилась наглядным примером несостоятельности прежней политики советского руководства относительно религии. В силу ряда внешних и внутренних причин И. Сталин в годы Великой Отечественной войны взял курс на частичные уступки Русской Православной Церкви с целью использования ее авторитета на международной арене. Уступки были незначительны, но они позволили Церкви воссоздать разрушенную инфраструктуру: открылось несколько духовных учебных заведений, увидел свет «Журнал Московской Патриархии», возобновилась деятельность некоторых православных приходов.

У верующих Иркутской области появилась надежда на открытие храмов. Для этого им было необходимо подать в Иркутский Облисполком на имя уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви (далее – СДРПЦ) И.Ф. Голубева ходатайство об открытии храма, подписанное не менее чем двадцатью совершеннолетними гражданами. После положительного заключения облисполкома материал передавался в СДРПЦ, который и принимал окончательное решение.

Верующие не заставили себя ждать, они начали подавать ходатайства в облисполком по крайней мере с весны 1943 г. Однако местная администрация, получив соответствующие указания из Кремля, проводила политику дозированного открытия приходов. Поэтому из 41 заявления, поданного за период с 1943 по 1947 г., облисполком удовлетворил всего 17, а СДРПЦ разрешил открыть в Иркутской области только 15 церквей. Здания церквей Пресвятой Троицы в Иркутске и Успения Богородицы в селе Барлук общинам для совершения богослужений переданы не были. 

Местная администрация по-разному относилась к перспективе открытия церкви. Как правило, местные власти пытались предотвратить передачу церкви верующим, ссылаясь на то, что здание занято, и освободить его невозможно.

Такая ситуация сложилась в с. Голуметь с Никольской церковью, здание которой с 1933 г. использовалось ссыпным пунктом Заготзерна. Верующие села дважды ходатайствовали об открытии церкви: в 1947 и 1948 гг. Но еще в июле 1947 г. первое ходатайство было отклонено ввиду занятости церковного здания. В итоге церковь в с. Голуметь так и не была открыта. В начале 1956 г. голуметским райисполкомом обсуждался вопрос о капитальном переоборудовании старинной полуразрушенной церкви под кинотеатр, но это осталось только в планах, вероятно, из-за нехватки средств[9].

Активную попытку не допустить открытие церкви Николая Чудотворца на станции Тулун предприняла в 1945 г. председатель тулунского горисполкома Юдина: в церковном здании к этому времени расположилась небольшая швейная мастерская промышленной артели «Парижская коммуна». В марте 1945 г. Юдина направила И.Ф. Голубеву категорическое заявление: «Исполком горсовета безусловно возражает против передачи здания общине верующих, т.к. это поставило бы артель «Парижская коммуна» в исключительно тяжелое положение и вынудило бы резко сократить объем работы и производственных заданий ввиду отсутствия помещений»[10]. Тем не менее, уже 23 мая 1945 г. СДРПЦ принял решение об открытии Никольской церкви. И здесь не последнюю роль сыграло большое количество подписей верующих (73 человека), а также то, что в апреле 1945 г. швейная мастерская временно была выведена из церковного здания, в котором предполагалось произвести ремонт с целью расширения площади для мастерской.

В пос. Суетиха председатель поссовета И.И. Иванов пошел на вопиющее нарушение прав верующих с целью не допустить открытия молитвенного дома. В поселке не было церковного здания, поэтому община на свои средства, собранные по подписным листам, приобрела частный дом для дальнейшего переоборудования его под церковь. Покупку совершили еще до официального разрешения СДРПЦ об открытии в поселке прихода  в марте 1947 г. Но этот дом председатель поссовета Иванов в мае того же года продал частному лицу под жилье. Несмотря на сопротивление верующих, охранявших будущий молитвенный дом, купивший его гражданин Я. Моисеев взломал замок и поселился в доме[11].  В конце концов, верующим, получившим 20 мая 1947 г. разрешение СДРПЦ на открытие прихода, удалось отвоевать свое право на принадлежащий им дом и на совершение в нем богослужений.

Не последнюю роль сыграл в этом уполномоченный Иван Федорович Голубев, неоднократно отправлявший заявления на имя районного прокурора с просьбой о содействии. В целом И.Ф. Голубев шел навстречу верующим. Благочинный церквей Иркутской епархии протоиерей Николай Пономарев положительно отзывался о его деятельности: «Уполномоченный совета по Иркутской области, во всех случаях обращения к нему верующих, со своей стороны принимает все меры к удовлетворению их просьб, а когда на пути встречаются те или иные затруднения, он стремится найти мирный выход, чтобы не оставить ходатайство неудовлетворенным… За полтора года совместной с ним работы в епархии, я достаточно убедился в честном и аккуратном отнесении им к возложенной на него обязанности уполномоченного по обслуживанию православной церкви в Иркутской епархии. Всегда внимательный ко всем просьбам верующих, он своею выдержкою и чуткостью приобрел общее расположение верующих епархии»[12].

            Иногда местная администрация прибегала к прямым угрозам по отношению к гражданам, подписавшим заявления об открытии церкви. Некоторые верующие села Барлук, просившие о передаче им церкви Успения Пресвятой Богородицы, испытали это на себе. В период сбора необходимой документации об  Успенской церкви для подачи в СДРПЦ председатель сельсовета А.М. Гурин заверил уполномоченного И.Ф. Голубева, что церковное здание, занятое под клуб, будет освобождено при первой необходимости. Когда же разрешение СДРПЦ от 23 мая 1945 г.  было получено, община верующих была зарегистрирована и в село отправлен настоятель протоиерей Валериан Георгиевский, Гурин заявил, что церковь не отдаст. Верующим же грозил налогом в размере 7-8 тысяч рублей, судебным разбирательством. В результате несколько человек отказались от своих подписей под ходатайством, что позволило Гурину объявить подписи подложными. Посчитав это недостаточным, Гурин в октябре 1945 г. организовал собрания коллективов школы, промкомбината, туберкулезного санатория села Барлук по вопросу использования здания церкви под клуб. В результате общественность Барлука пришла к выводу, что «Советской стране нужны люди, воспитанные не в духе церкви, а в рядах Ленинского Союза молодежи, для которых нужна не церковь, а культурное учреждение – клуб»[13].

Обеспечив себе поддержку общественного мнения, Гурин известил Голубева, что в селе нет здания ни для перемещения клуба, ни для организации молитвенного дома. Группа верующих с. Барлук оказалась не в состоянии приобрести какое-либо помещение под молитвенный дом. В результате село так и осталось без действующей церкви, несмотря на то, что СДРПЦ не отменил своего положительного решения об открытии Успенской церкви.

Очень распространенным явлением в Иркутской области стали задержки передачи верующим храмов, решение об открытии которых уже было принято в Москве.

Кем же были те люди, которые добивались возвращения храмов для богослужений? Большинство из них были женщины, составлявшие составляли от 60% до 90% приходского актива. Активное участие в открытии приходов принимали люди в возрасте 50-70, родившиеся в 1870-90-е гг. Они получили воспитание еще в старой России, и их мировоззрение сформировалось в условиях отсутствия широкой атеистической пропаганды. Посещение церкви было для них делом привычным и естественным, отказаться от него они не желали, и, как только появилась возможность, стали добиваться права открыто исповедовать веру.

По социальному происхождению большинство этих людей – рабочие и крестьяне. А по роду деятельности основная масса –  пенсионеры, домохозяйки, некоторые были рабочими, еще реже – служащими. Молодежи среди активистов открытия приходов было очень мало. Характерен следующий приемер. Об открытии Михаило-Архангельской церкви в Иркутске ходатайствовал 21 человек, из них только трое молодых мужчин: Бакунович В.З. 27 лет, мастер на заводе № 39, Демин М.М. 20 лет, медник того же завода, и Агалаков Г.Т. 25 лет, учитель средней школы. Уполномоченный СДРПЦ И.Ф. Голубев счел своим долгом поставить Иркутский облоно в известность о наличии на заявлении подписи учителя Георгия Трофимовича Агалакова[14]. Дело с передачей церковного здания затянулось, и через год после первого ходатайства верующие в марте 1945 г. написали повторное заявление, на котором подпись Г.Т. Агалакова отсутствовала. Вероятно, его активное участие в открытии прихода и преподавательская деятельность, по мнению чиновников облоно, были несовместимы. Интересно, что двое молодых рабочих с завода № 39 также не поставили свои подписи на повторном заявлении верующих. Власти старались не допустить молодежь к активной приходской деятельности, и это удавалось. 

Как правило, инициаторами открытия церквей являлись люди, ранее активно участвовавшие в приходской жизни. В некоторых случаях это активные прихожане, иногда – бывшие члены церковных исполнительных и распорядительных органов, в других случаях – священнослужители. Так, об открытии Никольской церкви в Зиме хлопотал бывший обновленческий священник, воссоединенный впоследствии с Московской Патриархией Иоанн Грачев, в открытии церкви Рождества Христова в Бодайбо принимал участие  священник Скретнев (имя неизвестно)[15]. Об открытии церкви Пресвятой Троицы в Иркутске хлопотала Булатова Варвара Георгиевна 1879 г.р., которой И.Ф. Голубев дал следующую характеристику: «Активная церковница, но честная. Корыстной цели не преследует»[16]. Участие священнослужителей в открытии церквей власти обычно объясняли только корыстными целями.

В.Г. Булатова была уроженкой г. Саратова, но, выйдя замуж, оказалась в 1914 г. в Иркутске. Муж ее воевал на фронтах первой мировой, а в августе 1917 г. вернулся домой. Примерно в это же время Варвара Георгиевна вступила в сестричество одной из Иркутских церквей, где исполняла обязанности ризничной. В середине 1920-х гг. она вместе с дочерью-учительницей перебралась в с. Тихонова Падь, где безвозмездно трудилась в местной церкви, исполняя обязанности псаломщика, звонаря, уборщицы. В 1931 г. Варвара Георгиевна похоронила мужа, а в 1939 г. – единственную дочь.  Когда в 1943 г. в Иркутске была открыта Крестовоздвиженская церковь, В.Г. Булатова некоторое время работала там старостой, а затем ризничной.

Нелегкая судьба этой женщины, пережившей мужа и ребенка, была связана с храмом, без которого она уже не представляла свою жизнь. Именно поэтому В.Г. Булатова с такой настойчивостью добивалась открытия Троицкой церкви, ходатайство о чем было подано И.Ф. Голубеву в марте 1947 г. По той же причине она отправила в марте-июле 1948 г. на имя И. Сталина два письма с просьбой ускорить решение вопроса о Троицкой церкви и одно письмо на имя председателя СДРПЦ  Г.Г. Карпова. В частности, она писала: «У нас есть две церкви, но они очень далеко... а потому нам старым людям трудно ходить далеко в Храм, а ведь только и отрада старым людям, как Божий Храм, тем более одиноким, а нас после войны много, поэтому просим Вас, Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, помогите нам Вашим содействием, мы будем Вам очень благодарны»[17]. Карпову В.Г. Булатова писала: «Храм стоит в обезображенном виде, и дождь портит прекрасную старинную архитектуру, восстановив которую, мы будем иметь красивый памятник архитектуры... Особенно будут благодарны старые люди, которым, как гласит изречение «молодым у нас дорога, старикам у нас почет», а что лучше для старого человека, как сходить в Божий Храм и помолиться за погибших сыновей. И нас таких одиноких много, много и все мы возносим горячие молитвы за Великого учителя Сталина, давшего нам старикам такое утешение, как открытие церквей»[18].

С открытием церквей к работе в них привлекались бывшие активные прихожане. Ярким примером тому служит Знаменская церковь в Иркутске в первое десятилетие после открытия. В частности, членом ревизионной комиссии там работал Рябов М.И., находившийся 5 лет на той же должности до закрытия Знаменской церкви. Бахматов Н.Н., председатель ревизионной комиссии в 1945-47 гг., исполнял те же обязанности в Знаменской церкви в 1927-1930 гг. Быргосова А.В. пекла просфоры в Знаменской церкви до ее закрытия, затем вернулась на ту же должность. Сокольчик С.И. был членом церковного комитета с 1932 г. по 1935 г., а в 1940-х гг. уже состоял в ревизионной комиссии Знаменской церкви.

Интересна судьба Анны Константиновны Концевич, являвшейся с 1946 г. счетным работником в Знаменской церкви. Она родилась в 1879 г. в Иркутске в семье протоиерея, преподавателя Закона Божьего. В 1915 г. Анна окончила Иркутскую гимназию, к этому времени умерли ее родители, и она с сестрой переехала в Петроград, где они вместе в 1915-1917 гг.  обучались на Высших женских курсах им. Бестужева. Вернувшись в Иркутск, Анна Константиновна вышла замуж за семинарского преподавателя литературы Концевича Михаила Александровича, который через год принял священнический сан. Вместе они переехали в Омск, где Анна Константиновна в 1928-1928 гг. работала при Ильинском соборе. В 1930-1931 гг. она находилась в заключении в Омской тюрьме, вероятно, за то, что являлась женой священника и церковным работником. С 1931 г. Анна Константиновна проживала в Иркутске и состояла на гражданской работе, пока не перешла в Знаменскую церковь[19]. 

Но далеко не все люди, посещавшие церкви области после их открытия, являлись в прошлом активными церковными работниками или прихожанами. Среди них были и те, кто переступил церковный порог впервые.

Все 13 церквей и 2 молитвенных дома в Иркутской области были открыты с 1943 г.  по 1947 г. – в период, когда в Иркутске не было самостоятельной архиерейской кафедры. Последним архиепископом Иркутской епархии перед ее соединением с Новосибирской был Павел (Павловский), архиепископ Иркутский и Верхоленский, управлявший епархией с  11 июня 1933 г. по сентябрь 1937 г., когда был арестован. С 1943 г. Иркутская епархия стала управляться Новосибирской кафедрой, которую занимали архиепископ Филипп (Ставицкий), а с 20 июня 1943 г. – архиепископ Варфоломей (Городцев)[20].

Отсутствие архиерея в Иркутске негативно влияло на процесс открытия приходов, т.к. активная позиция архиерея могла бы ускорить принятие положительного решения относительно того или иного ходатайства. Архиепископ Новосибирский Варфоломей показал себя активным сторонником открытия церквей, он неоднократно писал и уполномоченным, и в Московскую Патриархию просьбы о скорейшем открытии церквей в Новосибирской епархии[21].

Но у архиепископа Варфоломея, управлявшего огромной епархией, в которую входило несколько областей, не всегда хватало времени и сил заняться делами наиболее отдаленной от кафедры Иркутской епархии. Поэтому 25 сентября 1944 г. он писал И.Ф. Голубеву о назначении протоирея Николая Пономарева благочинным: «Извещаю Вас, что моей резолюцией от сего числа протоиерей Пономарев Николай назначен благочинным церквей Иркутской епархии и ему мною дается уполномочие давать свое заключение (вместо меня) о целесообразности открытия той или иной церкви в области для представления Вам. Варфоломей, А. Н-Сибирский и Барнаульский»[22]. Таким образом, иркутский благочинный частично получал архиерейские полномочия: он давал заключения по ходатайствам об открытии приходов. Настоятелей же на вновь открытые приходы по представлению протоиерея Николая назначал архиепископ.

Тем не менее, верующие чувствовали всю ущербность положения «приписной» к Новосибирску Иркутской епархии, поэтому на одном из приходских собраний Крестовоздвиженской церкви в январе 1947 г. было решено ходатайствовать перед Патриархом о назначении в Иркутскую епархию архиерея. Верующие даже предлагали в качестве кандидата на Иркутскую кафедру пожилого заслуженного протоирея Н. Пономарева[23].

Наконец, 3 июня 1948 г. на Иркутскую кафедру был назначен архиепископ Ювеналий (Килин)[24]. Таким образом, была восстановлена самостоятельность Иркутской епархии, охватывающей Иркутскую, Читинскую области, а с ноября 1948 г. и Бурятскую АССР[25].

В Иркутской области с 1943 г. по 1948 г. решением СДРПЦ было учреждено 17 приходов, однако фактически открылось только 15 (13 церквей и 2 молитвенных дома): Успенскую церковь в с. Барлук и Троицкую церковь в г. Иркутске верующим так и не передали. 

Приходы, фактически открытые в Иркутской области в период с 1943 г.  по 1947 г.:

1.            Крестовоздвиженская церковь в г. Иркутске.

2.            Церковь Казанской иконы Божией Матери в пос. Тельма.

3.            Церковь Святителя Николая Чудотворца в г. Зима.

4.            Церковь Воскресения  Христова в с. Верхоленск.

5.            Церковь Архангела Михаила в Иркутске.

6.            Церковь Святителя Николая Чудотворца на ст. Тулун.

7.            Церковь Знамения Пресвятой Богородицы в Иркутске.

8.            Церковь Святителя Николая Чудотворца в пос. Лиственичное.

9.            Церковь Св. Апостолов Петра и Павла в с. Буря.

10.       Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в г. Тулун.

11.       Молитвенный дом Святителя Николая Чудотворца в г. Черемхово.

12.       Церковь Рождества Христова в г. Бодайбо.

13.       Церковь Святителя Николая Чудотворца в пос. Слюдянка.

14.       Церковь Святителя Николая Чудотворца в г. Нижнеудинск.

15.       Молитвенный дом Святителя Иннокентия в пос. Суетиха. 

При передаче этих церквей общинам верующих почти все объекты требовали капитального ремонта, который и проводился силами и на средства прихожан. Не являлись исключением даже церкви, в которых были размещены музеи. Примером тому служит церковь Воздвижения Креста Господня в г. Иркутске, здание которой было освобождено от антирелигиозного музея и в 1943 г. передано группе прихожан. Последним пришлось потратить немало средств, времени и сил на восстановление прихода.

В безобразном состоянии находилась на момент передачи верующим Иркутская Знаменская церковь, о чем в октябре 1945 г. был составлен акт.  Крыша куполов церкви была разобрана, стекла выбиты, рамы сломаны, печи разрушены, электропроводка сорвана, каменные полы местами поломаны, каменный забор разобран, памятники декабристов разрушены, одна из стен здания разобрана[26]. 

Покровская церковь в г. Тулуне находилась в еще более плачевном состоянии: церковное здание было подвергнуто большому разрушению для приспособления его под мастерские Тулунской машинно-тракторной станции. Был пробит и поврежден цоколь, верхняя часть колокольни до уровня второго этажа разобрана, в центральной части здания свод и боковые стена разобраны до уровня первого этажа, почти все стекла выбиты, входные двери и каменное крыльцо повреждены, вокруг здания было свален кирпичный бой и прочий мусор[27].

По договору о передаче церковного здания верующим в пользование ремонт приходская община обязалась произвести на свои средства. Ремонт церкви был самой острой проблемой, требующей решения с первых дней открытия прихода.

Число открытых в 1943-47 гг. Иркутской области церквей было очень небольшим и не удовлетворяло потребностям верующих, которые продолжали ходатайствовать о передаче им новых церквей. Однако в конце 1940-х гг. происходит охлаждение церковно-государственных отношений, это повлияло и на процесс восстановления деятельности приходов. На рубеже 1940-50-х гг. происходит уменьшение количества ходатайств, однако еще в середине 1950-х гг. находились неравнодушные люди, которые пытались добиться открытия прихода. Уполномоченный СДРПЦ по Иркутской области И.Т. Житов принимал необходимые меры к тому, чтобы прекратить деятельность этих людей: проводил с ними «разъяснительные беседы», направлял секретарям райкомов КПСС письма с требованием обратить внимание на религиозную деятельность того или иного верующего и принять соответствующие действия.

В итоге в Иркутской области в 1950-70-е гг. не было открыто ни одного нового прихода, зато подверглись вторичному закрытию Петропавловская церковь в с. Буря (1956 г.) и  церковь Воскресения Христова в с. Верхоленск (1961 г.). 

Смолина Ирина

Материал опубликован в журнале "Земля Иркутская". – 2006. – № 3.